Петр Семилетов


ТАКСА


Уже за пару остановок до Птичьего рынка маленького Павлика начало бодяжить:

– Хочу собаааку!

А папа Валик хотел рыбок. Он был немного сумасшедший и, посещая психоневрологический диспансер, всегда наблюдал там за аквариумом в коридоре – это очень успокаивало. И вот он поехал с сыном за рыбками. Аквариум уже был, соседи отдали.

Павлик потер руками глаза и снова заныл:

– Хочу собааааку!

– А какую собаку ты хочешь? – наклонилась к нему с противоположного сиденья пожилая дама в платье цвета мальвы и панаме.

– Норную таксу! – Павлик сказал "норную" как "ноную".

– Да мы за рыбками едем, – сказал даме папа Валик и вдруг заметил за окном трамвая стадион "Спартак" и Кирилловскую церковь на холму:

– О, психбольница имени Павлова!

И полез в отодвинутую форточку. Еле удержали.

На остановке в вагон зашел лысый мальчик с мешком за спиной. Из горловины мешка торчала пластмассовая, тоже лысая голова огромной куклы. Вместо глаз в той голове была пустота. Мальчик сказал:

– Я еду-еду.

И сел рядом с женщиной в панаме. Поставил мешок перед собой на колени. Женщина спрашивает:

– А как зовут твою куклу?

– Кукла Лида!

– Вот это да. Меня тоже зовут Лида.

– А это ты!

И ткнул пальцами кукле в глазные отверстия. Пассажирка Лида сразу – руки к своим глазам, потом отнимает – ладони в крови, а глаза тоже кровью заполнены, и она по щекам стекает.

А тут и остановка Птичьего рынка. Папа Валик с Павликом выходят. Возле рынка – барахолка. Ею заняты окрестные улицы и скверик. Продают всё! Товар разложен на газетах на асфальте. Ну и жара, а люди ходят по рядам между этим мотлохом и присматриваются, прищуриваются.

Папа Валик захотел купить себе острый нож. В доме все ножи тупые, огурцы нельзя резать. Не говоря уже о хлебе.

– Надо нож купить, – сказал Павлику.

– Хочу собаааку!

Стали бродить по толкучке. Папа Валик вспомнил, что он электронщик, и приценивается:

– Сколько этот паяльник?

Или:

– За резистор сколько просите?

А потом поднял с газеты древнюю мобилу с запавшими кнопками, задумчиво покрутил ее в руках и произнес:

– А что, может взять? Тут на полчаса работы.

– Берите! – отозвался продавец, темный от загара и морщин. Он сидел на ящике и держал бутылку лимонаду. Папа Валик серьезно сказал продавцу:

– А давайте я вас вот тем утюгом ударю.

Подошел к соседней раскладке и действительно купил ржавый утюг – который надо на огонь ставить и разогревать. Тяжелый такой утюг. Продавец с лимонадом встал и немного отошел от своей газеты.

– Хочу собаааку!

– Ну пойдем смотреть твою собаку, – засмеялся папа Валик и, взяв сына за руку, отправился с ним к самому базару, вдоль трамвайных рельсов. Справа был корпус какого-то завода, слева – забор, одноэтажные домики за ним, а вдоль колеи продолжался блошиный рынок. Пластинки, мусор, портупеи, фарфоровые пастушки, убитые фотоаппараты, погоны, старые игрушки, карты, примус, балалайка.

В одном месте продавали очки как у летчиков времен Великой отечественной. Темные и круглые. И тяжелые, наверное. Папа Валик захотел их померить, а продавец ему не дал. Тут папа Валик как размахнулся, как дал продавцу утюгом в голову, в висок, так мозги на асфальт и вышиб – будто перетертую с сахаром клубнику. И продавец упал и началась людская свалка – на папу Валика набросились. А Павлик пошел таксу смотреть.


Киев, 30 мая 2007