Петр Семилетов


ДЕТИ КОМЕТЫ


Сговорились доконать. Правительство ценами, а лето жарой. Одни лишь дети – двужильные, бегают на пустыре за домом, лупят по мячу. Кругом ходит мальчик Дима, умный, с книжкой, в очках, и глядит на игру. Его никогда не приглашают. У него в кармане ножик. У него в квартире ежик. Ежик топает, пыхтит и ест, чем кормят. Дима тайком от мамы дает ему таблетки для роста, чтобы ёжик стал размером с овчарку. Тогда бы Дима гулял с ним по двору, устрашая пацанов.

Может быть, самые отъявленные злодеи, Серый и Миша, подошли бы и спросили:

– А что он кушает?

И Дима бы ответил:

– Сырое мясо. Видите, какой здоровый? Это всё не от каши.

Ни Дима, ни родители его не знали, что ёж таскает у них монеты и прячет в укромном месте за кроватью. Исчезновение монет служило предметом вечного удивления и темой для бесед. Все соседи и знакомые были в курсе, даже один товарищ дома, поджарый Игорь, любитель йоги, намекал на присутствие каких-то сущностей.

На пустыре среди детей бегала взрослая каланча. Несуразный человек, зовут Кашалотом. Так прозвали его взрослые. Потому, что Кашалот часто лыбится, показывая лошадиные зубы. Зимой и летом одевается в спортивные штаны да футболку, под мышкой носит потертый мяч, а в кудрявой голове – мелкие репяхи. Может спать днями в зарослях, на ночь скрывается в дренажной системе на склоне холма, по которому в долину нисходят плодовыми деревьями, заборами и крышами частные усадьбы. Луны он боится. Говорит – Луна не должна меня видеть. Потому что ночью по округе ходят покойники. Шепчет, окруженный дворовой ребятней:

– На Яблоневой улице умер дядька! Так родственники сделали вид, что на кладбище его везут. На самом деле отвезли пустой гроб! А дядьку в саду захоронили. Я вчера мимо прохожу под вечер, слышу – из-под земли стонет. Значит, к ночи станет вылезать!

– А зачем они так сделали? Эти родственники, – говорит Серый. С него не сошли еще зеленые цяточки, знак врачевания ветрянки.

– У этих свои причины, какие не знаю. Есть про наследство спрашивают. Когда человек умер и ничего не оставил, то подозревают, будто он что-то спрятал. И вроде он ночью из земли вылезет и пойдет в саду откапывать. Тут в садах в стеклянных банках половина денег страны закопана! Я иногда хочу купить миноискатель и тогда все клады мои.

Кашалоту уж под сорок лет, деньги зарабатывает сбором бутылок в местном парке, большом и грязном. Когда находит на Кашалота изобретательность, может прицепить к спине картонный плавник и способом "скольжения" пересекать озеро, нацелившись на компанию у берега. А то как-то нашел брошюры – религиозную литературу – и ходил, изображал проповедника, раздавал книжки, под конец беседы добавляя:

– Это про меня написано. Это я главный герой.

Лежит в будке рыжая, пыльная собака Чача, её подкармливают всем двором. С сумерками, когда наступит прохлада, Чача побежит на промысел, через кварталы двухэтажных домов, сырых палисадников, перекошенных двуногих почтовых ящиков и водяных колонок, выкрашенных сто лет назад в пронзительно голубой цвет, ныне тусклый, как выброшенные джинсы. Конца и края нет этим улицам, где два навозных жука не разминутся, перекресткам, на которых можно день стоять и тебя ни одна машина не переедет – не видно их тут и не слышно.

Остановится Чача у почты, потянет носом сургучный запах, а он усилится, когда дверь откроется и выйдет тетя Вера с котлетой на хлебе. Тетя Вера даст собаке еду и погладит голову. Чача съест и побежит дальше.

Торопится Кашалот в подземные коридоры. Там вода висит каплями на потолке и плещется внизу, в круглых колодцах на бетонном полу. Пустить сюда монахов, брать с них арендную плату, наладить паломничество. И самому не так стрёмно.

Собираются ужинать у злодея Миши. Кухня, бубнит телевизор. Мать в красном фартуке, отец потирает толстые ладони, шутит всегда одинаково, когда жена ставит на стол блюдо:

– Ну, Михайло, раззевай хайло!

Синий огонек колеблется в газовой колонке, гудит колонка белобокая. Недавно её приходил проверять жэковец Василий – здоровенный, с квадратной головой, васильковая рубашка заправлена в штаны, дай ему ложку в руки – будет чемпионный едок. Увидел таз с вишнями, сказал:

– Это на наливку или варенье? А мы на грибы налегаем. Лисички уже пошли. В прошлом году набрали неизвестно чего, тесть из-за жадности своей говорит – бери, дома по справочнику разберемся. В справочнике тех грибов не было, а он своё – катай в банки, ничего, звери жрут, в природе плохого нет. Сам ел, сам и помер. Теперь мне спокойней жить стало.

Потом Василий вдруг спросил:

– А вы случайно собиранием почтовых марок не увлекаетесь? А то бы я посмотрел кляссер-другой. Делать нечего, мне до обеда всё равно время надо убить.

Вечером Василий сидит дома и солит грибы. А мальчик Дима читает книжку. Мама Димы решает кроссворд, чтобы отослать его отгаданным в редакцию журнала и выиграть приз. Папа Димы раскладывает на компьютере пасьянс. Отвлекается:

– И всё-таки не могу понять, куда вчера полтинник делся?

Все хмыкают, неопределенно. Значит, не пустая жизнь, звуками полнится. Загляни ежу в глаза-бусины черные, не дознаешься, о чем думает.

Вот уж встало в небе лунное лицо распухшее, сонное, бледное. Зашумела вишня, зашуршала акация. Лают собаки вслед незримому. Пахнет землей остывающей.

Наутро Кашалот явился сам не свой. Глаза по сторонам бегают, губы шевелятся, подмигивает таинственно. В перерыве футбольного игрища подозвал к себе Мишку и Серого, говорит:

– Тайну открыл. Покажу!

Те спрашивают, что за тайна. Кашалот рассказывает – отыскал детский садик очень странный. В нем дети кометы. Это те дети, что родились в год, когда в небе комета появилась. Помните – точка, и хвост как у лошадки? И беременные, которые глядели на комету просто так, а не через закопченное стеклышко, принесли на свет страшных уродов.

– Просто смотреть нельзя! – крикнул Кашалот. Согласился показать.

– Только надо до вечера, когда они по территории ходят. Часть потом по домам разбирают, в черных чемоданах, а часть там остается спать. Живут там, наверное.

После обеда Кашалот повел пацанов через угроханные кварталы бурых домов. Надо было идти дворами, пригибаясь под бельевыми веревками. Кашалот беззаботно шагал по клумбам, ежели таковые встречались на прямой его пути. Старушка с крыльца – наверное, это она ухаживала за цветами во дворике – крикнула вслед обидные слова. Кашалот повернулся, взял свисающий с шеи свисток и подул. Тррррру! Двинулись дальше.

За ними, медленно, задерживаясь возле каждого угла, крался мальчик Дима. Старушка напустилась и на него, но Дима успокоил:

– Я их потом в милицию сдам.

Кашалот и спутники выбрались к заросшему травой стадиону с одними только воротами, и то ржавыми и поваленными. К стадиону примыкал сетчатый забор, вдоль коего торчали в небо тополя, мелко-мелко дребезжа блестящими до серебристости листочками. Особенно хороши они в пасмурную погоду.

– Там, – указал Кашалот на забор.

Подошли ближе.

– Не бойтесь, – сказал Кашалот, – Они наружу не могут выйти.

Встав за тополями, пацаны и Кашалот смотрели внутрь загороженной территории детского сада. На площадке перед приземистым, составленным из нескольких блоков зданием, между качелей и безымянных снарядов для лазанья, ходили крупные, широкие дети. У них были круглые лысые головы и огромные, плохо закрывающиеся рты, наполненные треугольными, как у акул, зубами. И дикие раскосые глаза.

Среди детей прохаживалась воспитательница в белом халате – под ним в четких контурах угадывались титановые доспехи. Голову тетеньки защищал черный шлем – на глаза опущено забрало из прозрачного пластика, нос и рот сокрыты под выдающейся вперед респираторной мордой. В руке воспитательница держала длинный, похожий на смычок, двойной металлический жезл. От него шел провод куда-то за воротник халата.

Дети не разговаривали, а урчали и сверлили глазами друг дружку и пространство. Их руки нелепо торчали из рукавов. Толстые руки с когтями на пальцах.

Вот один ребенок погнался за бабочкой, извиваясь туловом и хлопая пастью. Промахнувшись, сомкнул звонко челюсти на стальной планке от мачты корабля-песочницы. Изувечил сталь.

Два мальчика заволновались, стали издавать гортанные крики. Один шаркнул другого лапой по лбу и щеке, сдирая кожу. Воспитательница, как Дон Кихот, наскакивает на них и тычет вперед жезлом, одновременно сжимая рукоять. Слышалось жужжание и треск электричества. Недовольно и обиженно ворча, дети разошлись. Тогда воспитательница вынула из кармана шприц, подошла к раненому и сделала ему в шею укол, а затем достала из другого кармана аэрозольный баллончик и покрыла белой пеной поврежденный участок головы.

Тут дверь на крыльце распахнулась, возникла вторая воспитательница, одетая так же. В руках у нее был мяч. Прорывая голосом респиратор, жестко и глухо она прокричала:

– Поиграем сегодня в мяч! Устроим футбольный матч!

И плотным ударом ноги перебила мяч на поле через забор. Сутуло пригнувшись, не то рыча, не то каркая, дети побежали и начали перемахивать его – так мыши переливаются через препятствие. Завозились с мячом, но тут обратили внимание на Кашалота, Мишку и Серого. Одна воспитательница захрипела истошно:

– Что вы тут стоите!

Дима с книжкой, наблюдал, стоя за углом водокачки, вцепившись в мшистый кирпич пропотевшими холодными пальцами. И ему пришла в голову страшная мысль:

– Тоже жрут одно сырое мясо.



Киев, 7 июля 2009