Петр Семилетов

БОЛЕЗНЫЕ

пьеса в прозе, в двух действиях, через которые связующей нитью проходит некий Степан

Действие первое

Большая палата на шесть пружинных коек, по три в ряд. Утро, но ближе к полудню. Из окна светит летнее солнца. Одна створка окна открыта. Поскольку больница областная, то совсем маленькая и отдельных палат на всех не хватает. В этой палате четверо больных разных специальностей, то есть диагнозов.

Трое лежат, один, похожий на худую обезьяну, ходит. Делает зарядку. Синий спортивный костюм старого образца, такие в Советском Союзе носили, и тапочки. Мрачные серые тапочки. Разводит руками. Походил-походил, потом вдруг себя крест-накрест пониже плеч обхватил и сказал трагически:

– Черт! Опять это внезапное чувство страха!

Резко подходит к своей кровати и садится на край.

– Захватило, да, Степан? Степан! – говорит пожилой мужик, который лежит с книжкой. Очки на носу. Одевает только когда читает.

– Да, Миша, это один из симптомов, – отвечает нервный.

– А чего ты боишься-то?

– Всегда есть чего бояться, – заверяет Степан.

– Ну мы-то в больнице!

– Мало ли чего. Вот в окно кто камнем сейчас шибанет – шпаны хватает – и осколок в глаз. Поди вытащи! Он сразу до мозга дойдет, пока за окулистом будут бегать.

– Хирург нужен, – подал голос парень с койки ближе к двери. Руки в запястьях толщиной в шею, а шея как у бугая. Лежит. Смотрит в потолок. А он белый.

Миша отложил книжку, привстал на локте и снял очки.

– А вы знаете, чего я сюда попал? – спросил он парня. Тот только вчера под вечер в больницу пришел. Едва познакомились.

– Нет, – ответил этот Павел.

Миша жестом фокусника стянул одеяло со своей ноги. Нога была в гипсе.

– Ногу сломал! – возвестил Миша.

– Печально, – сказал Павел.

– А главное, КАК я ее сломал! – продолжал интриговать Миша.

– Я не знаю.

– Ну так слушайте. Я живу в частном доме. У меня во дворе груша растет. И вот так через забор, ее большая ветка нависает над соседским двором. Там живет женщина, Тамара, Тома, у нее двое детей. Они груши подбирают и едят. Но это ведь мои груши! – он помолчал, ожидая реакции.

– Ну, – сказал Павел.

– Так вот, я ей, Тамаре этой, сказал – вы груши собирайте и отдавайте мне, а какие похуже, можете себе оставлять.

– Ну.

– Как об стенку горохом! Ни одной самой завалящей грушки не вернула! Тогда я взял в сарае пилу, стремянку и залез на грушу. Сел прямо на ту ветку, она толстая, почти отдельное дерево, и стал пилить. Как отпилили – ветка обломилась и я упал вместе с ней!

– А ведь могли и шею сломать, – восторженно добавил Степан.

– Мог и шею, – вздохнул Миша, – Но обошлось!

– А этот. Этот кто такой лежит, не знаете? – Степан кивнул на человека, с дальней кровати у окна. Как он появился в палате – неизвестно. Еще вчера его не было, а утром, когда все проснулись – уже сопел на кровати, укрывшись почти с головой. Наружу виднелась голова с лысиной меж черных жирных волос.

Мимо окна, внизу, проехал трамвай. Прогудело, перекатилось. Незнакомец на кровати заворочался и бредово простонал:

– Аш два о!

– Ученый, наверное, – сказал Павел, – Химик!

– Почему химик? Может быть мелиоратор, – предположил Степан. Он почесал через кофту грудь и кинул опасливый взгляд на нового обитателя палаты:

– А все-таки мне интересно, кто это? Беспокойно как-то. Не знать... Надо у сестрички спросить. Скоро там сестричка придет? Хорошая, правда?

– И главное, чешется эта нога, – начал о своем Миша.

– Это пустяки, – сказал Степан, – Это пустяки. Вот то что ногти могут в мясо врасти – это да. Если долго гипс не снимать и ногти не стричь.

– Может хватит, а? Обед скоро! – Павел сел. Кровать под ним прогнулась наполовину к полу.

– Да мне гипс скоро будут менять, – обнадежил Миша Степана, – Не врастут!

Павел встал, достал из тумбы сигареты и пошел курить.

– Каждый день я себя спрашиваю – зачем я полез на ту грушу? – устремив глаза в пространство, сказал Миша.

– Из обостренного чувства собственности! – ответил Степан, – У меня тоже такое бывает. У нас с женой все отдельное. Ну зубные щетки всякие, клизмы – это понятно. Это у всех так.

– Что за клизмы? – поинтересовался Миша.

– Травяные. Жена фиточаями увлекается, а я травяными клизмами. Очень полезная штука, я вам скажу. Рекомендую. Вы мне скажите свой диагноз, и я вам подберу нужный травяной состав...

– Это потом. Потом.

– Вы не думайте, мне не трудно. Я в этом деле разбираюсь. Каждое лето мы с женой ездим под Кончу-Запсу – вы знаете, там луга, речка. Собираем целебные травы. Целые мешки на зиму заготавливаем. Только этим и живем. Экология, Чернобыль, всё такое. Нужна подпитка от природы! А не таблетки же глотать, верно я говорю?

– Нога чешется, – Миша со страданием прищурился. Затем потянулся, нажал кнопку на стене, в изголовье кровати. Сказал:

– Должна прийти медсестра.

Подождали. Медсестра в самом деле пришла, через минуту. Руки держит в карманах белого халата, лицо желтое, глаза селедочные, волосы крашеные вроде как перекисью. Небось прямо из института, по возрасту. Говорит:

– А где тот что на этой кровати лежал? – показывает на койку Павла.

– А он вышел, – поясняет Степан.

– Когда вернется, скажите, что ему на процедуры назначено. Пусть подойдет ко мне в ординаторскую.

– А кровь сегодня будут брать? – спросил Миша.

– Кровь берут утром, – злобно ответила медсестра и собралась уже идти, но Миша изобразил на лице страдание и попросил:

– А нельзя позвать доктора, чтобы он мне гипс переменил? Я чувствую, там начался нездоровый процесс...

– Если взопреет, то при определенных условиях может развиться гангрена, – весомо добавил Степан.

– Я скажу доктору, – скучающим тоном произнесла медсестра и вышла.

– Уже скурвилась, – сказал Миша.

– Охо-хо, – Степан вздохнул, поднялся на ноги и стал ходить взад-вперед, нервно потирая бока. Периодически он еще нижнюю губу закусывал.

– Опять мне что-то тревожно, – сказал он, – Домой, что ли, выписаться? Подлечил бы себя травками...

– То есть как выписаться?

– Я ведь тут чисто для профилактики. Я раз в полгода ложусь. Процедурки всякие, электрофарезик... Это я люблю. Надо же поддерживать себя в форме. А потом бодрячком возвращаюсь к прежней жизни. Конечно, без фитотерапии тоже не обхожусь, но все же... Другой тонус!

Вернулся Павел, какой-то мрачный. С грохотом лег на кровать. Опять под окнами трамвай. Незнакомец с лысиной сонно забеспокоился, прогундосил:

– Гидрокарбонат натрия!

– Химик. Военный химик, – опять предположил Степан.

– Вряд ли, – отозвался Миша. Его подмывало что-то рассказать. Он начал:

– А я в прошлом месяце с невесткой, внуком и женой в столице был. На метро катались.

– Ну-ну-ну! – выразил заинтересованность Степан.

– Да, ездили как туристы. Это Гриша, мой сын, работает строителем в Германии. Он присылает оттуда деньги. И вот он нам прислал... Несколько сот евро. И мы решили вместе поехать в столицу и кой-чего купить. И вот едем в метро, я и говорю внуку, а ему полтора года. Я ему говорю – вот ты как сын министра, в метро ездишь. Мы еще такой разговор завели, чтоб все в вагоне слышали, где Гриша работает. Чтобы не думали. Не с печки слезли! Я так, осторожно это начал, а невестка возьми и рубани, сказала, сколько евро Гриша прислал. Я на пассажиров смотрю, у них глаза на лоб полезли. А думали, с печи! Нате! – Миша показал неизвестно кому кукиш.

– Даааа, забавная история, – протянул Степан, – Забавная.

– Это еще что, – сказал Миша и вдруг умолк. Видно, не захотел рассказывать.

– А при чем министр? – спохватился Степан.

– Господа! – громко, как в театре сказал Павел, – Давайте не будем о политике!

– Да, не будем о политике, – засуетился Степан, – Не будем, в самом деле, а то поругаемся еще все. У всех разные политические взгляды, мнения... Я предлагаю утвердить тему для беседы голосованием и начать диспут.

– Да, вам на процедуры назначено, – вспомнив, обратился к Павлу Миша.

– Никуда я не пойду.

– Медсестра сказала... В ординаторскую... – проинформировал Степан.

– Им надо, пусть приходят. Я ни на какие процедуры не соглашался. Я вообще сегодня уйду.

– Значит, политика снимается с повестки дня, – вернулся к теме Степан, – Но хочу сказать одно по этому поводу. Власть портит чел...

– Всякая власть порочна, которая не от бога, – внятно и твердо произнес лысеющий незнакомец. От резко сбросил полосатое казенное одеяло и сел прямо. Потом развернулся и свесил ноги. Аккуратно ступни его вошли в тапки.

Одет он был в черные брюки и белую, застегнутую на все пуговицы тенниску.

– Меня зовут Андрей, – представился он.

– Степан.

– Михаил.

– Павел.

– Я хочу поговорить с вами о боге, – Андрей достал из своей тумбы книжку в темном переплете и не открывая положил ее на колени. Суровым голосом сказал:

– Аш два о. Е равно эм це квадрат.

– А-а-а, – Степан подмигнул Михаилу.

Андрей хлопнул рукой по обложке:

– Наука заблуждается и не может ответить на вопросы, которые ставит современность. Но все ответы давно известны. Они здесь!

Он поднял книгу и показал ее в развернутом виде.

– Так вы проповедник? – догадался Степан.

– Я несу истину.

– Скажите, а вы распространяете религиозную литературу? Нам тут читать нечего... Может, можете что дать?

Андрей внимательно на него посмотрел. Молча. Степан возмутился:

– Что вы на меня так смотрите?

Ни слова в ответ.

– Я попрошу, чтобы меня перевели в другую палату! – решился Степан, – Нам двоим тут будет тесно!

Действие второе

Палата на четверых. Это сюда перевели Степана.

Так случилось, что лежат тут интеллектуалы. Вот один, старик с морщинистым лбом, играет сам с собой в шахматы. Аккуратно записывает ходы. Другой продувает курильную трубку. Ему лет сорок, похож на геолога, потому что с бородой и типично геологическими бровями. Ну и третий, молодой, книжку читает.

– Иван, что читаете? – спрашивает его тот, который с трубкой.

– Кундеру, – отвечает Иван, – Можно ничего больше не читать. Знаком с Кундерой и хватит.

– А Павич? – бросает тот, что с трубкой.

– Павич тоже ничего, – говорит Иван.

– Вот так мне будет мат, – замечает шахматист.

Степан лежит и ворочается. С травяными клизмами тут не встрянешь. Поднять тему политики?

– Хе, – начинает он со смешка, как будто припоминая одному ему ведомый забавный случай. По идее, все должны навострить уши и обратить на Степана внимание. Но Иван продолжает:

– Я как одну книгу Кундеры прочитаю, так берусь за другую. И так по кругу. Я постоянно читаю Кундеру. Постоянный кундерный фон. Я в этом варюсь. Мне нужен особый настрой мыслей.

– И так тоже мат! – в сердцах сказал шахматист. Степан решил начать с него. Обратился:

– А вы какую партию играете?

– То есть? – шахматист отвлекся.

– Ну... Бобби Фишер против кого?

– Да нет... Я свое.

– А зачем?

Шахматист подумал.

– Так. Чтобы время занять.

– А-а-а. А я подумал, что вы, может, к соревнованиям готовитесь.

– Да. Класс юниор, – шахматист снова уткнулся в доску и передвинул пешку. Степан не отстал:

– А вот это, е два е четыре – это правда самый популярный ход?

– Да.

– И многие так начинают?

– То есть?

– Так сначала ходят?

– Да, бывает.

Степан обратился к Ивану:

– А вы в шахматишки играете?

– Играл когда-то в детстве.

– А вы? – спросил Степан у человека с трубкой.

– Я? Иногда.

– О, а почему вам не устроить между собой турнир? Сергей Егорович, – он указал на шахматиста, – не сыграете ли с Тимофеем?

– Кундера – это мое евангелие, – сказал Иван. Тимофей ответил Степану:

– Да я с Сергеем Егоровичем не справлюсь. Он наверное мастер спорта.

– Ну что вы, – смутился Сергей Егорович.

– А кто вы по профессии? – спросил Степан.

– Я космонавт, – и он снова озабоченно передвинул шахмату.

– Настоящий? – удивился Степан.

– Да, я настоящий космонавт. Теперь об этом уже можно говорить. О секретных полетах до Гагарина слышали? Вернее, читали?

– Ну предположим, – нейтрально соврал Степан.

– Я один из тех, кто летал и вернулся. Правда, в стратосферу. На дне Байкала была построена подводная стартовая площадка. Секретная. Понимаете, из космоса она не просматривается. А ракета взлетает прямо из-под воды. Меня запустили. Я вышел в стратосферу. Облетел планету три раза. Я догонял рассвет, понимаете? Облетел три раза и потом катапультировался. С тех пор валяюсь по госпиталям. Перегрузка. Перегрузка меня подкосила. Я был здоровым как бык. Я подковы гнул. Я из села. У меня было много подков, потому что я работал кузнецом.

– А космонавтом?

– Я работал кузнецом и готовился в космонавты. Что тут неясного? Я смастерил себе центрифугу на выгоне, каждый день забирался туда и включал аппарат, постепенно увеличивая ускорение. Как меня сплющивало! Два "же", четыре "же", пять, шесть "же"!

– А норма какая?

– Я не помню. У меня при катапультировании произошло кровоизлияние в мозг, и часть памяти стала как чистый лист. Вот так – половину помню, половину нет. Родственников со стороны жены помню. Как отца звали – нет. Парадокс!

– Да, в самом деле... В самом деле...

– Сначала, когда я выбрался из болота, куда упал мой посадочный модуль... Я брел по тундре. Я искал следы оленей, потому что знал – где олени, там и человек. Человек! Это для меня тогда много значило. Я должен был выбраться к своим. Но я упал в Канаде, поэтому мне предстояло еще пересечь границу, и не один раз. Сначала в американскую Аляску... А я, советский военный летчик. Могли как шпиона... Сами понимаете. И вот потом я по льду, через Северный полюс, сюда, на Мыс Надежды.

– А как вы Аляску прошли?

– Я подружился с северными индейцами. Обменял несколько плиток шоколада на упряжку ездовых собак. Там лайки разновидности, что зовется хаски. У них голубые глаза. Я проехал на собаках всю Аляску, меня принимали за охотника.

– А что вы ели?

– Я удил рыбу. Сам ел и собакам давал. Лед там, правда, толстый – по при часа приходилось прорубь делать. А мороз же! Пятьдесят градусов. Только прорубь прорубил, она уже замерзает.

– А меня, знаете, тоже бывало мечты такие посещали, – сказал Иван.

– Какие? – спросил космонавт.

– Поехать на Северный полюс. Быть полярником. Как Амундсен. Я ведь, знаете ли, романтик-оптимист. Я бы даже полетел на другую планету.

– Ну а зачем вам на север?

– Зимовать! Изучать природу северного сияния. А эта долгая, томительная северная ночь! Потом – день, весна, все расцветает, ягоды на оттаявших камнях. Появляются олени, гложут кору... Бубенцы алеутских шаманов!

– Вот вы оптимист, – зацепился за тему Степан, – А свое пребывание в больнице тоже рассматриваете с оптимистической точки зрения?

– Ну а как же! Это очень романтично! Меня сюда приходит проведать каждый день моя девушка, теперь даже невеста! Ведь как я сюда попал?

– Как?

– А вот как! Я живу в частном доме. И у меня во дворе растет груша. Одна ветка груши свешивается во двор, где живет Лёля...

– Ее зовут Лёля?

– Да. Чудесное имя, правда?

– Так что о груше?

– И Лёля очень любит лежать во дворе в гамаке. Загорать, книжки читать. Ох и любит Лёля читать книжки!

– А дальше что?

– Гамак она ставит точно под веткой груши. Но в августе груши начинают падать. Прямо на Лёлю!

– Ай-яй-яй! – Степан всплеснул руками.

– Поэтому, я взял в сарае пилу, стремянку и залез на грушу, чтобы ветку спилить!

– И спилили ее вместе с собой!

– Да, представляете, какая глупость! Но ведь влюбленные всегда глупы! – Иван рассмеялся.

– Погодите, но вы должны были упасть в гамак, – сказал космонавт-шахматист.

– В том-то и дело, что когда груши падают, Лёля вынуждена перевешивать гамак в другое место. Так что свалился я прямо на землю и ударился головой. Теперь Лёля ходит ко мне сюда, носит апельсины, и вот видите даже, – вытащил из-под подушки тетрис, – Подарила мне тетрис!

– Хорошая у вас невеста, – похвалил Степан.

– Когда меня выпишут, мы поженимся, – сказал Иван.

– Нет! – заревел Степан, перемахнул через свою кровать и опрокинул ее в виде баррикады.

– Почему? – не понял Иван и убедительно повторил:

– Поженимся!

– Я не женюсь на тебе! – Степан шустро переместился к окну, распахнул створку и перекинул через подоконник сначала одну ногу, потом вторую.

– Постойте! – Иван протянул к нему руки.

– Нет! – Степан оттолкнулся от подоконника и сиганул вниз.

Конец

Киев, 7-8 августа 2005